На главную

ЛАДО Поэма I Солнечным и ветреным апрелем В замок, тонущий в глухих лесах, На площадку для прилётов сели Катера в пурпурных полосах. Замок весь зарос, давно заброшен: Камень стен усатый плющ покрыл. Мрамор плит, травой в куски искрошен, Принял тяжесть реактивных крыл. Но не встретил путников усталых – Первых за почти ушедший век – Среди стен, до трещин обветшалых Ни пугливый зверь, ни человек. Да они и не искали, впрочем, Общества в безлюдности лесов. Дням они предпочитали ночи, Шёпот ласк и хриплость голосов. Юные, неделю только вместе, Юноша и девушка – вдвоём. Новую зарю на новом месте Им дарил пустынный окоём. II Как седой старик в наряде брачном – Зелени на золоте ветвей, - Замок встретил их молчаньем мрачным, Высью сводов, сыростью теней. Как в пещерах, гулко в этих залах… Мрак таинственный прохладой манит пусть, Страшно в них. Но девушка сказала: «Мы побродим. Слышишь эту грусть? Здесь когда-то тоже жили люди. Кто они и где сейчас они? Пыль кругом. И с нами это будет. Но у нас ведь есть хоть эти дни». Вдруг, как бледный призрак из подвала, Из окна седая голова Показалась, и, хрипя, сказала, Медля, словно позабыв слова: «Сколько лет вам, девочка, сегодня, Чтобы думать, что нас ждёт потом? Я – старик. Мне смерть готовит сходни, Чтоб сойти на побережье том. Дети, дети! Сам я был ребёнком. Что теперь осталось от меня? Кости, кожи вытертая плёнка…» - И старик заплакал, наклонясь. «Кто вы?» - «Я и сам не знаю, кто я После этой жизни стал теперь. Заходите внутрь, я вам открою». Заскрипела, завизжала дверь; И пахнуло плесенью и гнилью, Тленом из манящей пустоты. Но они, вошли, вдыхая с пылью Аромат прохладной темноты. III Солнце треугольником у входа Оставляло золотистый след. В залах в темноте терялись своды И в заросших окнах меркнул свет. И старик, как краб, согбенный вдвое, Их провёл по анфиладе зал. Усадил за стол, и начал стоя Говорить. Вот что он рассказал: «В этом доме жил мой дед и предки Наши до двенадцати колен. Но отец – отломленная ветка – В юности ушёл из этих стен. И исчез, оставив мне в наследство Тягу к странствиям. Родимое гнездо Я, лишь в нём моё минуло детство, Променял на толпы городов. Там нашёл себе друзей я верных И как воск податливых подруг. Там я и остался бы, наверно, Если бы не стало скучно вдруг. Нрав отца во мне проснулся жадно; Юнгой нанявшись на звездолёт, Бросив всех – не вспомнили – и ладно – Я ушёл в космический полёт. Восемь лет с планеты на планету Я скитался в разных кораблях, Не желая оставаться где-то Дольше, чем в космических морях. Я влюбился в звёздное пространство, В блёски галактических светил, В пляски огненных протуберанцев Солнц, которые я посетил. Я стал штурманом. Взяв с другом бриг в аренду, Мы с компанией скитались просто так. И однажды странную легенду Рассказал в порту нам дед-моряк. IV В дальнем космосе живёт богиня света Идеалом вечной красоты. И её чертог – её планет. Тот, кто видел раз её черты, Никогда оттуда не вернётся: Он умрёт или сойдёт с ума. Дева Ладо – так она зовётся. Миллионы лет она сама Там живёт. Никто её не видит, Нету там друзей и нет врагов. Никого она не ненавидит, Только и не любит никого. Только тот, кто пережил страданья, Выжил, но душою оскоплён, Ничему не ищет оправданья И ничем уже не ослеплён, Кто уже во всём разочарован, Всё постиг – и всё уже забыл, Нового уже не ищет в новом, Равнодушен, где бы он ни был, Только тот, кто пережил бесстрастно Череду потерь и злых обид, Только тот, увидев Ладо, ясным Может быть, рассудок сохранит. V Мы тогда ничуть не усомнились, Что рассказ был болтовнёй пустой. Но со скуки, может быть, решились Отыскать планету Девы той. Я и друг вдвоём пустились в бездну Космоса на новом корабле. Но – увы! – три года бесполезно Мы блуждали от земли к земле. Нам встречались дикие народы, Детища немыслимых миров, Монстры неизвестной нам породы, Ящеры, лакающие кровь. И однажды на одной планете После почти месяца пути Наконец нашли чертоги эти И – безумные! – решились в них войти. VI Это был дворец! Покрыв всю почву Вдаль и вширь, насколько хватит глаз, Шпили, башни, здания до ночи Проплывали под крылом у нас. В темноте нам удалось спуститься И проникнуть внутрь через окно. В лабиринтах этих заблудиться Можно было сразу. Всё равно Мы пошли, дивясь величью сводов, Гобеленам, статуям, коврам, Залам, комнатам и переходам, Бронзе, хрусталю оконных рам. Бесконечна анфилада комнат, Зал – и ни одной живой души. Тот, кто видел. Навсегда запомнит Тягостность безжизненной тиши. Но в одной пустынной колоннаде Я сквозь топот наших башмаков Услыхал – всё ближе, ближе сзади Шелест платья, тихий шум шагов. Это шла Она. Заворожённым, Нам не сдвинуться. Шаги, легки Ближе. Замерли. Из-за колонны Тень. Всего лишь тень её руки. И взорвались мириады солнц Во внезапно сдавленной груди, И осколки, сердце исследив, Вырвались из глаз моих оконц. Я люблю, люблю! Но не вздохнуть. И, удушьем брошенный на пол, Я рыдал, я корчился и полз, Чтобы только раз ещё взглянуть. VII Я очнулся. Мой товарищ мёртвый С чёрной пеной на губах лежал, И одной рукой, вперёд простёртой В белых пальцах пустоту держал. Я поднялся. Но меня шатало И кололо бешено в груди. А в другом конце во мраке зала Кто-то был. Я стал туда идти Падая, цепляясь за колонны… Но внезапно голос встал из тьмы, Медленный, как колокола звоны, Тающий среди колонн немых. «Странник, странник! Твой товарищ умер. Что же ты теперь идёшь ко мне? Стой! Опомнись! Будь благоразумен – Ты сейчас ведёшь себя на смерть». Я заплакал. Я молил и бился, Звал, ломая руки, в темноту. Ладо, Ладо! Я в тебя влюбился. Я влюбился в тени пустоту. Но она ушла, и только голос Отзвуком дрожал в моём мозгу. Как подрубленный ножами колос, Как олень, пронзённый на бегу, Я упал. VIII Богиням жалко смертных. Сам не знаю как, на корабле Через тьму пространств междупланетных Устремился я к родной земле. Но мой замок пуст был и заброшен, В нём никто не жил десяток лет. Мир людей же был теперь мне тошен; Я остался здесь, чужих планет Память схоронив в души глубинах. А теперь почти закончен век, И во всех десятилетьях длинных Здесь ни разу не был человек. Я, поклонник ангельской Горгоны, Здесь один. Годами пощажён, Может быть, теперь, взглянув, без стона Был бы я мгновением сожжён. Что теперь мне! Я старик угрюмый, Я отшельник бога своего. Я привык свои лелеять думы И не ждать от жизни ничего. Уходите же! А я останусь Сам с собой в любимой мной тиши. Буду ждать, пока не перестанут Рваться струны выжженной души». IX И из мрачных, пыльных коридоров Юноша и девушка – вдвоём Вышли вновь в заросший двор, который Камнем скрыл пустынный окоём. А над ними распахнулось небо В раковине выветренных стен, Башен, накренившихся нелепо И лозой увитых до колен. И сияла синь, в закат одета, Нежностью в алеющей крови. И вставала, в обрамленьи света, Ночь нечеловеческой любви! КОНЕЦ ---------------------------- апрель 1996, 11-14.07.1996